|
Проблема классификации жертв преступлений отнюдь не сводима только и исключительно к физическим лицам. Требует особого внимания и разработка классификации жертв преступления применительно к юридическим лицам, другим формальным и неформальным социальным группам и коллективам[1]. В недалеком будущем, в связи с интернационализацией криминальной активности и ростом злоупотреблений властью со стороны государственных и межгосударственных формирований, потребуется и классификация социальных общностей как жертв транснациональных и международных преступлений. В теории социологии принято, что социальная общность представляет собой «совокупность людей, которую характеризуют условия их жизнедеятельности (экономическое, социально-статусное, уровень профессиональной подготовки и образования, интересы и потребности и т.д.), общие для данной группы взаимодействующих индивидов (нации, классы, социально-профессиональные группы, трудовые коллективы и т.п.); принадлежность к исторически сложившимся территориальным образованиям (город, деревня, регион), принадлежность изучаемой группы взаимодействующих индивидов к тем или иным социальным институтам (семья, образование, наука, политика, религия и т.д.)»[2]. Нетрудно заметить, что распределение общностей по условиям жизнедеятельности, групповому единству, территориям, социальным институтам имеет определенное значение для описания феноменологии виктимности и особенностей виктимизации отдельных групп. Виктимностьсемьи, институциональной организации, общественного образования(религиозные группы, группы совместного проведения досуга, общественные организации),территориальной общности, нации, координирующих действия своих членов посредством социокультурных предписаний, — вот далеко не полный перечень вопросов, подлежащих разрешению в будущем. Особый интерес в связи с этим вызывает проблема конфликта социальных ролей, исполняемых индивидом в различных социальных общностях как фактора, повышающего виктимность. Однако это тема для отдельного исследования. Психология современного общества во многом утилитарна, определяясь элементами общей культуры, диктуемой средствами массовой информации (а точнее, их владельцами)[3]. В ряду сидящих перед голубыми ящиками реципиентов одинаковых новостей, шоу-программ и вечеров классического балета в некоторой мере стираются классовые и культурные различия, образуется масса. Масса, легко управляемая и контролируемая. Г.И. Шнайдерв своих работах, посвященных криминогенному влиянию средств массовой информации, показал возможности использования СМИ в манипуляции общественным сознанием и формировании уголовной политики[4]. И несмотря на отсутствие реальных репрезентативных доказательств абсолютной криминогенности (антикриминогенности) воздействия СМИ на формирование личности преступника и механизм преступного поведения, культивируемая в прессе истерия в вопросах борьбы с преступностью не может не сказаться на общественном сознании, во многом определяя состояние криминофобии, боязни преступности как чего-то неизвестного и чуждого, содействуя тем самым виктимизации граждан и социальных общностей в целом. «Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного. Он должен видеть, что его коснулось, знать или, по крайней мере, представлять, что это такое. Он везде старается избегать чужого прикосновения. Ночью или вообще в темноте испуг от внезапного прикосновения перерастает в панику. И одежда не дает безопасности: она легко рвется, сквозь нее легко проникнуть к голой и гладкой беззащитной плоти. Все барьеры, которые люди вокруг себя возводят, порождены именно страхом прикосновения. Они запираются в домах, куда никто больше не может войти, и только там чувствуют себя в относительной безопасности. Боязнь грабителей проистекает не только из-за беспокойства за имущество, это ужас перед рукой, внезапно хватающей из темноты. Его повсюду и всегда символизирует рука, превращенная в когтистую лапу»[5]. Исследования психологии масс, проведенные в ХХ веке, подтверждают, что обезличивание, паралич инициативы, инстинктивные страхи, алогичность и аномия, скептицизм, пессимизм, апатия, сомнения, к сожалению, являются постоянным спутником современного массового сознания[6]. Так, видный российский политик Ирина Хакамада в одном из интервью журналистам радио «Свобода» следующим образом охарактеризовала социально-психологическую обстановку в современной России:«:полное равнодушие, страшное раздражение всеми этими перетрясками, стратегия на выживание независимо от того, что там происходит, неверие и может быть, надежда, что хотя бы себя приведут в порядок и не будут мешать. Чуда никто не ждет»[7]. В этих условиях формирование «образа врага» и виктимизация определенных социальных групп являются естественным регулятором общественных настроений, которым, кстати, успешно пользуются и некоторые политики. Ненависть к мигрантам, кавказофобия, антисемитизм, виктимизирующие определенные социальные группы, — обычное явление для современных славянских государств[8]. Представляется, что классификация социальных общностей, изучение системных связей между характеристиками общественного мнения, общественного настроения[9]и виктимизацией определенных социальных групп позволит глубже понять механизм формирования и криминогенность виктимности.
Оставит комментарий |