В условиях современной России уничтожение авторитетных руководителей организованных преступных группировок (особенно когда речь идет о криминально-политических фигурах, выдающих себя за поборников свободы и демократии) единственный надежный способ от них избавиться. И к этому прибегают наши спецслужбы на Северном Кавказе.
Конечно, расстрел на основании судебного приговора многие встречают с лучшим пониманием. Но в странах, где нет смертной казни, обойтись без соответствующих спецопераций невозможно. Подтверждает это и зарубежный опыт.
Такие операции порой предполагают предварительное политическое решение, подготовку общественного мнения, а в отдельных случаях согласование позиции с руководителями влиятельных стран.
Отсутствие большого и длительного шума по поводу ликвидации конкретных лиц позволяет думать, что эти требования были соблюдены.
И все же мы часто слышим, что никого нельзя назвать преступником (а тем более ликвидировать), пока суд не признал его виновным.
Можно по-разному относиться к политической целесообразности физического устранения тех или иных лиц, но нельзя не признать, что здесь есть проблема, которую стоит рассмотреть в нетрадиционном плане.
Итак, правильно ли вообще считать, что любого человека допустимо назвать преступником только тогда, когда имеется соответствующий вступивший в законную силу приговор. Мировой опыт освещения событий в средствах массовой информации говорит о возможности изложения различных взглядов по поводу виновности тех или иных лиц.
Часть 1-я ст. 10 Международной конвенции о защите прав человека и основных свобод предусматривает, что каждый человек имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает получение и распространение информации.
Ст. 29 Конституции Российской Федерации провозглашает, что каждому гарантируется свобода мысли и слова. Каждый вправе свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом.
В то же время ч. 1 ст. 49 Конституции РФ гласит: Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
Таким образом, с одной стороны, свобода мысли, право на получение информации, с другой презумпция невиновности. Противоречат ли эти положения одно другому? Пожалуй, нет. Не станем же смешивать котлеты с мухами. Мухи отдельно, котлеты отдельно.
Я полагаю, что широкая общественность вправе знать не только позицию подозреваемого, обвиняемого и их защитников, но и мнение тех, кто действия подозреваемого, обвиняемого не одобряет.
Ведь еще древние римляне говорили: Всегда надо выслушать и другую сторону.
Можно соглашаться или не соглашаться со взглядами обвинителей конкретного человека, еще не признанного виновным судом, но нельзя забывать известную фразу видного французского писателя и просветителя Вольтера Твои взгляды мне ненавистны, но всю жизнь я буду бороться за твое право отстаивать их.
Так можно или нельзя назвать вором, убийцей, разбойником или шпионом человека, вина которого не установлена судебным приговором? На мой взгляд, можно. Иначе, видимо, нельзя было бы, например, говорить о терроризме Бен-Ладена и бандитизме Хаттаба, ибо их пока не судили.
Нельзя было бы говорить о шпионаже некоторых иностранцев, выдворяемых из России без судебного приговора.
Кстати, не судили ни Гитлера, ни Геббельса. Но ни один нормальный человек не протестует, когда их называют преступниками.
Став же на позицию тех, кто исключает возможность назвать человека преступником без соответствующего приговора, многие оказались бы по меньшей мере в нелепом положении. Ведь тогда женщина, которую изнасиловал некий негодяй, не вправе была бы назвать этого субъекта насильником, а должна была утверждать, что она отдалась ему добровольно, пока суд не признал негодяя виновным в изнасиловании.
Теперь о формуле презумпции невиновности. Конституция употребляет выражение считается невиновным, т.е. предполагается. Но она не говорит является невиновным.
Объясняется это тем, что лицо становится преступником не потому, что его признал виновным суд, а потому, что оно совершило общественно опасное действие или бездействие, запрещенное уголовным законом (например, кражу, изнасилование, грабеж, халатность и т.д.).
Если человек не признан виновным судом, то к нему нельзя применять наказание или иные уголовно-правовые меры (ст. 7 Уголовно-исполнительного кодекса).
Но это вовсе не исключает возможность проведения спецопераций, оправдываемых состоянием крайней необходимости (ст. 39 УК РФ).
Некоторые юристы утверждают, что органы предварительного расследования в принципе не правомочны решать вопрос о том, совершил или не совершил человек преступление. Говорят, что такое право есть только у суда. Подобное мнение, на мой взгляд, уязвимо.
Ст.ст. 140 и 141 Уголовно-процессуального кодекса России предписывает правоохранительным органам обязательно рассматривать заявления о преступлениях.
П. 3 ч. 1 ст. 140 УПК РФ устанавливает, что поводом к возбуждению уголовного дела служит сообщение о с о в е р ш е н н о м преступлении.
Ст. 75, 76, 78 и 84 УК РФ наделяют органы предварительного расследования правом освобождать в определенных случаях от уголовной ответственности лиц, с о в е р ш и в ш и х п р е с т у п л е н и е. Их можно освободить в связи с деятельным раскаянием, ввиду примирения с потерпевшим, в связи с истечением сроков давности и по амнистии. И закон отнюдь не требует, чтобы факт совершения преступления в этих случаях предварительно устанавливал суд.
Ряд норм Особенной части Уголовного кодекса также говорит об освобождении от ответственности (не обязательно судом) лиц, совершивших преступление.
Так, примечание к ст. 205-1 УК РФ (Вовлечение в совершение преступлений террористического характера) ведет речь об освобождении от ответственности лица, с о в е р ш и в ш е г о п р е с т у п л е н и е, предусмотренное этой статьей.
Примечание к ст. 291 УК РФ устанавливает основания освобождения от ответственности человека, д а в ш е г о в з я т к у, а не подозреваемого в этом.
Примечание к ст. 275 УК РФ обязывает органы ФСБ освобождать от уголовной ответственности лиц, с о в е р ш и в ш и х государственную измену, шпионаж или насильственный захват власти либо удержание власти, если виновные в этом добровольным и своевременным сообщением органам власти или иным образом способствовали предотвращению дальнейшего ущерба Российской Федерации и если в их действиях нет иного состава преступления.
Значит, вопрос о том, совершил или не совершил человек в подобных случаях преступление, органы ФСБ должны решать без суда.
Кроме того, при направлении в суд любого уголовного дела с обвинительным заключением следователь не только вправе, но и обязан указать существо обвинения, место и время с о в е р ш е н и я п р е с т у п л е н и я (п. 3 ч. 1 ст. 220 УПК РФ).
Стало быть, в обвинительном заключении надо высказывать не догадки и подозрения, а излагать обстоятельства, свидетельствующие
о с о в е р ш е н и и п р е с т у п л е н и я. Это прямое требование закона.
Конечно, суд может не согласиться с мнением следователя и прокурора, утвердившего обвинительное заключение. Но это вовсе не значит, что они обязательно должны стать на позицию суда. Ведь никто не может быть принужден к отказу от своих мнений и убеждений (ч. 3 ст. 29 Конституции России).