Ф. В. Кондратьев
(докт. мед. наук, профессор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского. Москва. Россия)
Е. Н. Волков
(канд. философ. наук, доцент кафедры общей социологии и социальной работы Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского, член Совета Российской Ассоциации «Телефоны Экстренной Психологической Помощи». Нижний Ногород, Россия)
     Российское общество в последние несколько лет столкнулось с проблемой, проявившейся на Западе 20-25 лет назад: интенсивное и массовое освоение асоциальными личностями такой ниши для преступной деятельности, как психика и душа человека. Происходит это в форме организации различного рода групп, обещающих своим приверженцам самые желанные и ценные для них блага — духовные, социальные, материальные, — в обмен на полное подчинение и поклонение лидеру, идеологии и дисциплине такой группы. Фактически осуществляется ничем и никем не контролируемое ложное рекламное заманивание, бесстыдно использующее самые значимые и укорененные ценности как наживки для вовлечения людей в процесс дальнейшей целенаправленной обработки сознания. Попавший в ловушку подобной группы человек за короткое время подвергается такому воздействию, которое во многих случаях превращает его в безвольный инструмент удовлетворения паранойяльно-маниакальных амбиций лидера и его ближайшего «придворного» окружения. Полностью подавляется прежняя личностная идентичность, разрушаются все прежние социальные связи, адепту группы внушается негативистское отношение ко всему внегрупповому социуму. В зарубежной, прежде всего американской, литературе это явление обозначается понятием «деструктивные культы», а процесс десоциализации и навязывания культовой структуры личности — понятием «контроль сознания» (mind control) или «реформирование мышления» (thought reform).
     Деструктивные культы — это такие группы и организации, которые используют крайние и неэтичные техники манипулирования для вербовки и удержания своих членов, контролируют мысли, чувства и поведение своих приверженцев с целью удовлетворения интересов лидеров и самодовлеющей группы. Большинство из них используют религиозное прикрытие, но есть политические, коммерческие, псевдотерапевтические, восточные медитационные и даже группы по избавлению от алкоголя и наркотиков, в которых одна форма зависимости просто заменяется другой. Именно с последним связаны «успехи» ряда адептов секты АУМ в избавлении от алкоголя и наркотиков, которыми восхищались некоторые московские и петербургские психологи, не сумевшие или не пожелавшие вникнуть в дело несколько глубже и профессиональнее. Ряд деструктивных культов используют множество прикрытий и ипостасей, чтобы уйти из-под контроля общественного мнения и ввести в заблуждение потенциальные жертвы. Наиболее показательны в этом отношении Церковь Сайентологии (центры Дианетики, Хаббард-колледжи, Нарконон) и Церковь Унификации (секта Муна). Последняя имеет десятки дочерних организаций, скрывающих свою связь с материнской структурой в целях более эффективной вербовки. Деструктивной, т.е. опасной и разрушительной для личности, делают группу не заявляемые открыто религиозные верования, политические или «психотерапевтические» концепции (хотя и в них можно найти немало опасных элементов), а то, что группа (культ) делает с личностью, т. е. многократный и многоуровневый обман и широкое использование психологического насилия, которое во многих случаях нередко сопровождается физическим и сексуальным насилием, шантажом, вымогательством и т.п.
     Преступный характер деструктивных культов в своей основной, подводной части, хорошо замаскирован и лишь иногда прорывается наружу такими страшными последствиями, как гибель 923 человек, членов Народного храма, в Гайане в 1978 г., 88 сожженных приверженцев Дэвида Кореша в Вако (США) в 1993 г., еще 53 сожженных адепта Храма Солнца в Швейцарии и Канаде в 1994 г., едва не состоявшееся массовое самоубийство «белых братьев» в Киеве осенью 1993 г., 11 жертв и 5000 пострадавших от газовой атаки секты Аум Синрике в Токио в 1995 г. Несомненно, что именно культовый характер ряда экстремистских политических организаций на Ближнем Востоке (например, организация «Хамаз» и т. п.) объясняет непрерывное производство террористов-камикадзе, взрывающих мины на себе. Многие тоталитарные секты, получившие на территории России официальную поддержку и покровительство государственных и муниципальных органов, широко известны на Западе злостным уклонением от налогов, множеством судебных процессов о нанесении психического и физического ущерба своим членам, различными антиобщественными и антигосударственными действиями, включая скрытое проникновение в государственные органы, вплоть до государственных заговоров, как это было в случае секты Аум синрике. Уже в 30 городах России действуют центры так называемой «Дианетики», вербовочной структуры церкви Сайентологии, получившей определение германских государственных органов как «криминальная коммерческая организация с элементами психотеррора», а некоторые ее адепты в Греции подозреваются в шпионаже. К наиболее известным деструктивным культам, действующим на территории России, можно отнести, опираясь на различные источники и свидетельства, следующие группы и организации: Церковь Унификации (Мунисты); Церковь Сайентологии (Дианетика, Хаббард-колледжи, Нарконон); Харе Кришна (Международное общество Сознания Кришны); Трансцендентальная Медитация (ТМ); Раджниш (Ошо); Свидетели Иеговы; Церковь Христа (Бостонская церковь); Озарение (Insight); Лайфспринг (Lifespring); АУМ синрике; «Белое братство»; «Богородичный центр»(Марианская церковь); «Церковь последнего завета» (Виссарион); Шри Чинмой; «Дети бога» («Семья любви»); группы движения Нью Эйдж (Новая Эра) и целый ряд других. Реально подобных групп, несомненно, сотни, если не тысячи. К ним относится море ежедневно возникающих и исчезающих групп и группочек оккультно-мистического характера под водительством «мини-мунов» и «мини-кривоноговых» Американские специалисты насчитывают в США от 2500 до 3000 деструктивных культов с вовлечением от 5 до 15 миллионов человек. Российская психологическая, педагогическая и юридическая наука и практика, законодательная, административная и правовая системы почти не имеют опыта анализа и противодействия деструктивным культам, которые представляют, по сути дела, новейшую модификацию тоталитарных движений конца XX века. В отличие от Германии, где осуществляется активная государственная политика по отношению к тоталитарным сектам, основанная на достаточно хорошо усвоенных уроках нацизма, Россия еще не прошла настоящего осмысления и тщательного извлечения опыта из истории собственного 70-летнего деструктивного культа и остается питательной почвой для процветания тоталитарных групп, как вытесняемых с Запада, так и доморощенных. Благодаря легкости регистрации под видом религиозных организаций, которая предусматривается законом «О свободе совести и религиозных организация», в последние пять лет на территории России появилось значительное число зарубежных и доморощенных сект тоталитарного типа. По данным общественной организации «Комитет по спасению молодежи», в различные культовые новообразования, которых в России насчитывается много десятков, уже вовлечено от 3 до 5 млн человек, из них в возрасте до 18 лет — 500 тысяч, 18-25 лет — миллион. Разрушено до 250 тысяч семей, не меньшее число появилось несовершеннолетних детей, оставленных родителем, ушедшим в секту, что представляет самостоятельную социальную проблему. Психика любого человека, если он недостаточно владеет ее механизмами и закономерностями, плохо понимает, не осознает достаточно отчетливо, что именно с ним происходит в конкретной жизненной ситуации, чрезвычайно уязвима для различных методов психологического насилия и психологической эксплуатации.
     Если учесть реальный уровень психологической грамотности, защищенности и «вооруженности» населения России методами психологического сопротивления манипулированию, то становится ясной правота утверждения, что жертвой манипуляторов и их организаций может стать любой человек. Прежние формы общества в известной мере защищали отдельного человека от прямого психологического насилия извне, правда, часто за счет внутрикорпоративной психологической эксплуатации. В современном обществе, требующем от человека самостоятельности и самодеятельности, огромные массы людей оказываются один на один с мошенниками и насильниками в психологической сфере. Как нам представляется, проблема устранения психологического насилия из взаимодействия людей является решающей для ликвидации или сведения к минимуму всех других форм насилия.
     Именно манипулирование, психологическое насилие порождает все другие проявления насилия и жестокости. Манипулирование — это психологическое насилие, т. е. такое воздействие на сознание и органы чувств человека со стороны другого человека или группы людей, которое побуждает его действовать в соответствии со скрытыми целями и интересами манипуляторов, тщательно скрываемыми от жертвы, особенно на первых этапах вовлечения ее в ловушку. У манипулирования две стороны, неотделимых друг от друга: одновременно эксплуатируется как потребность человека в любви и внимании, так и все его страхи, т. е. насилие осуществляется и в форме «любви», и в форме прямых и косвенных угроз и запугиваний.
-
Контроль окружающей обстановки (среды) — жесткое структурирование окружения, в котором общение регулируется, а допуск к информации строго контролируется.
-
Мистическое манипулирование — использование запланированной или подстроенной «спонтанной», «непосредственной» ситуации для придания ей смысла, выгодного манипуляторам. Например, физиологические и психологические изменения при переходе на вегатарианское питание объясняется «нисхождением святого духа».
-
Требование чистоты — резкое деление мира на «чистый» и «нечистый», «хороший» и «плохой». Тоталитарная секта — «хорошая» и «чистая», все остальное — «плохое» и грязное».
-
Культ исповеди — требование непрерывной исповеди и интимных признаний для уничтожения границ личности и поддержания чувства вины.
-
«Святая наука» — объявление своей догмы абсолютной, полной и вечной истиной. Любая информация, которая противоречит этой абсолютной истине, считается ложной.
-
Нагруженный (культовым смыслом) язык — создание специального клишированного словаря внутригруппового общения с целью устранения самой основы для самостоятельного и критического мышления.
-
Доктрина выше личности — доктрина более реальна и истинна, чем личность и ее индивидуальный опыт.
-
Разделение существования — члены группы имеют право на жизнь и существование, остальные — нет, т.е. «цель оправдывает любые средства».
Характерным приемом деструктивных культов является активное использование различных видов искусственной «любви» на первых этапах вовлечения жертвы в ловушку и применение угроз лишения «любви» на последующих этапах эксплуатации. В американской психологической науке существует несколько основных моделей деструктивного воздействия тоталитарных культовых групп. Классической является модель Р. Дж. Лифтона, изложенная в работе «Реформирование мышления и психология тотализма» (Lifton, R. J. Thought Reform and the Psychology of Totalism, 1961). Лифтон выделяет восемь элементов, приводящих, при одновременном и систематическом их использовании применительно к личности, к катастрофическому изменению сознания:
     Впоследствии Лифтон развил свою концепцию,
дополнив ее моделью «удвоения личности» в работе «Нацистские врачи: медицинское
убийство и психология геноцида» (Lifton, R. J. The Nazi Doctors: Medical Killing
and the Psychology of Genocide, 1986). Он попытался объяснить психологические
механизмы, которые позволили профессиональным врачам стать профессиональными
убийцами, когда они были частью самого эффективного конвейера убийств, известного
западной цивилизации: нацистских лагерей смерти. Это исследование привело
к более точному пониманию того, как люди, психически здоровые, часто интеллектуальные,
образованные и идеалистичные, довольно быстро могут становиться фанатиками
движений, вся идеология и деятельность которых прямо противоречит их первоначальным
взглядам на мир. Такая резкая и глубокая ресоциализация личности является
результатом специфической адаптивной реакции в условиях чрезвычайного группового
давления и манипулирования базисными человеческими потребностями. Лифтон назвал
ее «удвоением». Удвоение заключается в разделении системы собственного «я»
на две независимо функционирующие целостности. Разделение происходит потому,
что в определенный момент член культовой группы сталкивается с тем фактом,
что его новое поведение несовместимо с докультовым «я». Поведение, требуемое
и вознаграждаемое тоталитарной группой, настолько отличается от «старого «я»,
что обычной психологической защиты (рационализации, вытеснения и т.п.) недостаточно
для жизненного функционирования. Всем мысли, убеждения, действия, чувства
и роли, связанные с пребыванием в деструктивном культе, организуются в независимую
систему, частичное «я», которое полностью согласуется с требованиями данной
группы, но происходит это не по свободному выбору личности, а как инстинктивная
реакция самосохранения в почти невыносимых (психологически) условиях. Новое
частичное «я» действует как целостное «я», устраняя внутренние психологические
конфликты. В Аушвице врач мог через удвоение не только убивать и осуществлять
вклад в убийство, но и молча оргнизовывать в интересах этого зловещего процесса
всю структуру своего «я», все аспекты своего поведения.
     Таким же образом, как показывает опыт «Народного храма»,
«Белого братства» и ряда других сект, человека можно подвести к почти бесконфликтному
принятию идеи самоубийства. Удвоение отличается от традиционных концепций
«расщепленного» сознания и «расщепленных» психологических систем личности
(то есть составных личностей). Эти процессы считаются пожизненными моделями,
которые начинаются в раннем детстве, обычно в ответ на серию травматических
событий и крайне конфликтных отождествлений, которые незрелая психика не может
постигнуть или интегрировать и остаться при этом нетронутой или «целой». Более
того, диссоциированные или множественные «системы личности» индивида обычно
сознательно не подозревают друг о друге, но скорее действуют независимо. При
удвоении, однако, две «личности» знают друг о друге, и все-таки действия «злой»
половины не имеют никаких моральных последствий для того «я», которое не несет
на себе зла. Удвоения не бывает у детей даже тогда, когда они сталкиваются
с подавляющей травмой.
     Оно происходит у взрослых, реагирующих на крайнюю, но
не непостижимую ситуацию (такую, как тоталитарный режим). Более того, у взрослого,
который «раздваивается», присутствует элемент активного, адаптивного, участия
как средство приспособления к крайности. Удвоение включает массированную психическую
перестройку, однако оно может быть относительно временным и относительно легко
обратимым. Само по себе удвоение не является ни плохим, ни хорошим. Говоря
вообще, приспособительная потенциальная способность к удвоению является присущей
человеческой психике и может быть со временем спасительной для жизни: для
солдата на войне, например; или для жертвы жестокости, такой, как заключенный
в Аушвице, который должен испытать какой-то вид удвоения, чтобы выжить. Но
адаптивно «удвоенное «я» может стать опасно необузданным, как это произошло
у нацистских докторов. Но кроме социальной опасности массового «удвоения»
это явление в любом случае наносит тяжелейшую травму душе и психике человека,
вынужденного его пережить, что прекрасно известно по опыту узников лагерей
и ветеранов войн. Именно интенсивность и особенности воздействия в деструктивных
культах таковы, что их трудно приравнять к обычным способам социализации и
жизнедеятельности. Ближе всего к тому, что происходит в тоталитарных сектах
— подготовка новобранцев в армии, само пребывание на войне, тюрьмы, концлагеря
и разные подпольные группы. Чрезвычайность однонаправленного воздействия по
силе и условиям при отсутствии равносильной конкуренции — вот что такое деструктивная
культовая группа в социально-психологическом смысле. Если в нормальном обществе
предлагаются различные (и противоположные, взаимоисключающие) идеи с более
или менее одинаковой силой, то деструктивный культ, с этой точки зрения, это
целенаправленная система для обеспечения исключительно одностороннего воздействия
с максимальным исключением возможности выбора и с максимальным обеспечением
силового воздействия одной идеи или личности. Таким образом, можно констатировать,
что современные тоталитарные секты (деструктивные культы) способны создавать
своего рода психологические концлагеря для душ завербованных в их ряды приверженцев,
причем радикальнейшие изменения личности происходят для жертвы почти незаметно.
Как представляется, именно этим описанным выше механизмом объясняется та тяжесть
психологического травмирования личности, которая — в виде синдрома посттравматического
стресса — почти в равной степени проявляется как у адептов деструктивных культов,
так и у людей, прошедших либо страшнейшие застенки, либо попавших в условия
войны. Все же в модели Лифтона есть и оптимистическая нота: даже после такого
изощренного насилия истинная личность человека способна на возрождение и возвращение
к нормальной жизни, если она изначально формировалась в обычной социальной
обстановке. Есть все основания для эффективной помощи жертвам деструктивных
культов. В зарубежной психологической науке, помимо вышеизложенного, разрабатываются
социально-психологические и информационные модели радикального изменения сознания,
а также модели разрушительного влияния на психику чрезмерных трансовых, гипнотических
и медитационных состояний, вызывающих деструкцию наиболее сложных когнитивных
структур и упрощающих структуру интеллекта и эмоций.
     Особо следует остановиться на проблеме психиатрических
аспектов деструктивных культов и психологических особенностей лиц, наиболее
уязвимых для манипулирования и духовно-психологического насилия. Вопрос о
влиянии деятельности культовых новообразований тоталитарного толка на психическое
здоровье столь же сложен, как и социально ответственен. Последнее определяется
тем, что констатация факта причинения вреда здоровью в результате вовлеченности
в секту может быть юридическим основанием уголовного преследования и снятия
секты с регистрации как религиозной организации. Не менее сложен вопрос о
том, насколько необходима и возможна психолого-психиатрическая помощь в социальной
реадаптации и ресоциализации лицам, покинувшим или пытающимся покинуть секту.
Вместе с тем, поступает все больше информации о развитии у вовлеченных в культовые
новообразования тоталитарного типа психических изменений, в некоторых случаях
несомненно болезненного характера. Нельзя игнорировать и тот факт, что у родственников
уведенных в секту (их родителей, детей, супругов) нередко возникают стрессовые
реакции на развал семьи, и здоровье этих людей также стало социальной проблемой.
Следует подчеркнуть, что наиболее податливыми психологическому давлению вербовщиков
в секты оказались лица крайних возрастных групп: (подростки, юноши и пожилые
люди), а также лица уже имеющие те или иные факторы риска развития психической
патологии или же страдающие таковой.
     Распространяющихся на территории России тоталитарных
сект характеризует ряд общих черт. Во-первых, претензии на истину в последней
инстанции, полная нетерпимость или, по меньшей степени, снисходительно-пренебрежительное
отношение к традиционным религиям. И не только к ним, но и к национально-духовным
ценностям — это одна из причин, почему тоталитарные секты также называют деструктивными.
Даже учение такой респектабельной «религии» как Церковь унификации Муна подводит
своих адептов к уничижительному пониманию истории своего народа, к благоговейному
отношению к Корее — родине бога Муна, и требует, чтобы ученики (к какой бы
этнической группе они ни принадлежали) своим детям перед традиционным давали
корейское имя. Во-вторых, внешняя благопристойность: все культовые новообразования
провозглашают только самые добрые цели. Далее, эзотеричность — сокрытие истинных
целей и последствий своей деятельности. В-четвертых — целенаправленное искажение
священных текстов с их «подгонкой» под свои догмы. В-пятых, использование
методов «психотехнологии» и жесткая изоляция своих адептов от доступа иной
информации. Затем, активный прозелитизм как неотъемлемая обязанность учеников
вовлекать в секту новых членов. И наконец, меркантильный, и даже политический
интерес элиты секты, стремление иметь своих агентов во властных структурах.
При всем этом ни одна из сект не несет каких-либо нравственных ценностей,
которые не были бы ранее известны; отличия между сектами в основном в культивировании
поклонения собственным богам, в ритуалистике (что можно или нельзя есть, с
кем и как вступать в брак), а также в обозначении дня «конца света», связей
с «высшем разумом», возможностей «жизни после смерти» и т.п. Следует отметить
такой важный факт: не все поддаются вербовщикам культовых новообразований,
а среди ушедших в секту не у всех в дальнейшем развиваются психические изменения
болезненного характера. Некоторые из завербованных получают как бы офицерские
должности и, не очень веря в идеологию секты, тем не менее становятся ее активными
защитниками, и, по всей вероятности, отнюдь не из-за новых религиозных убеждений.
Более того, является фактом, что одни и те же секты с легкостью проникали
в души одних, и не могли пробить барьер личностной защищенности других, в
одних случаях они получали как бы зеленый свет для дальнейшего продвижения,
в других — вскоре встречали знак «stop». Здесь можно говорить о роли технологической
удачи вербовщика в последовательности обозначения предлагаемых сектой ассортимента
услуг: познать ли истину, смысл своего земного существования, или же избавиться
от фрустрирующих комплексов, найти райское успокоение в земной жизни. Хотя
в целом ассортимент предложений одинаков, важно, чтобы именно первое из предложенного
требовалось будущему неофиту. Только тогда, когда предлагаемые сектой «духовные
услуги» соответствуют наиболее слабым, уязвимым местам социально-личностного
склада неофита, вербовщик получает возможность дальнейшего продвижения. Опасность
подстерегает лиц, имеющих факторы риска быть завербованными в секту, когда
вербовщики попадают в душевную нишу именно с тем предложением, которое является
желанным для данного человека. Иными словами, у этого человека должна быть
предуготовленная мотивация принять новое мировоззрение. Истинно верующие люди,
люди, живущие в постоянном «со-бытии с Богом», в тоталитарные секты не уходят.
Уходят атеисты и лица, не определившиеся в своих религиозных чувствах, коих
в России много больше, чем настоящих верующих. Настоящие верующие имеют «личностную
защищенность» от прозелитизма, у них нет личностной мотивации познания «новой
истины». Поэтому и следует ставить вопрос о том, какие учения тоталитарных
сект имеют наибольшую тропность к каким личностным чертам вербуемых, что последних
может заинтересовать и увлечь в секту. Нельзя не обратить внимание, что сами
тоталитарные секты уже проводят такое дифференцирование. Например, церковь
Муна, сайентологи ориентированы на студенчество, на лиц интеллектуального
труда, в противоположность этому церковь Виссариона и Богородичный центр вербует
более низкий образовательный слой населения, хотя в главном и уже перечисленном
— различий между тоталитарными сектами нет. По нашему мнению, вопрос о влиянии
культовых новообразований и о последствиях пребывания в секте зависит от общей
психической зрелости и личностной самостоятельности вербуемого, от особенностей
его характерологического склада и от фонового, при вербовке, состояния психического
здоровья. Несмотря на упомянутый активный прозелитизм тоталитарных сект, в
секты уходят в основном два типа личностей, имеющих разную мотивацию: личности
амбициозные, ищущие признания, авторитета, власти, и личности психастенического
склада, с семейно-бытовыми проблемами, с невротическими расстройствами, одинокие,
социально дезадаптированные, личностно незащищенные. У личностей первого типа
психических нарушений не наблюдалось. У личностей второго типа в результате
психологической обработки в тоталитарных сектах легко развивается такие новые
психические качества, которые в Международной классификации болезней десятого
пересмотра (МКБ-10) квалифицированы как «Расстройства зрелой личности» и перечислены
в рубрике F60.7 «Зависимое расстройство личности». В частности, это проявляется
в несопротивляемости к культивируемым в секте приемам психологической обработки
и формирует факторы риска развития индуцированного психоза. Все большая потеря
своего «Я», подчинение своей воли воле «учителя» делают этих лиц по существу
интактными к попыткам их ресоциализации. Что касается лиц, уже имевших психопатологические
проявления к моменту вступления в секту, то развитие у них экзацербаций исходной
патологии (в первую очередь, шизофрении) наблюдалось во многих случаях. Говоря
о роли исходной мотивации следует отметить, что она может отражать не только
психологические потребности, но и аномальные и даже психопатологические. Мы
наблюдали психастенических личностей, ищущих способы самоутверждения, больных
шизофренией, особенно в дебюте заболевания с обостренной рефлексией, метафизической
интоксикацией, и даже больных с синдромом Кандинского-Клерамбо, пытающихся
понять свои патологические ощущения, и больных в ремиссиях после психотических
состояний с религиозной фабулой психопатологии. Ясно, что последствия влияния
культовых новообразований в этих случаях будет различным. В дифференцировке
личностных особенностей первоначально целесообразно определять их ориентированность
на макро- или на микросоциальные ценности. В первых случаях факторами риска
оказаться завербованными в секту являются такие социально-психологические
особенности личности как протест против идеологического монизма и социального
неустройства общества, ощущение экзистенциального вакуума с потребностью познания
истины, смысла жизни. Во вторых случаях — наличие фрустрирующих обстоятельств
из круга микросоциальных отношений, убежденность в бесперспективности своего
правдоискательства, чувство одиночества, никому ненужности, неприспособленности
к жизни, ущемленности несправедливостью окружающих. Структуру этих факторов
риска дополняют такие характерологические черты как внушаемость, ведомость,
пассивность, а также склонность к магическому, пралогическому мышлению. В
противоположность этому — самостоятельность, лидерство, стеничность, рационализм,
достаточная степень личностной защищенности нивелируют отмеченные факторы
риска. Интересно, что личностная самостоятельность при ориентировке на смысловые
и макросоциальные ценности в некоторых случаях предопределяла уход в секту,
но эта же личностная особенность была и фактором быстрого выхода из нее без
болезненных последствий. В других случаях стеничность и личностная самостоятельность
вела к занятию «офицерской» должности в секте, то есть роли активного помощника,
ассистента главы культового новообразования со всеми соответствующими земными
(и не малыми) благами, что удовлетворяло амбициозность. Отмеченные различия
нуждаются в дальнейшей разработке. Однако уже сейчас можно говорить о континууме,
в котором крайние варианты обозначаются довольно четко.
     Первую группу составляют лица с хорошо развитым критическим
мышлением, без невротизирующих комплексов, достаточно самостоятельные в определении
своего поведения. У этих лиц неудовлетворенность ортодоксальным материализмом,
информационный голод, жажда духовной пищи, жажда познания истины — все это
причины, формирующие мотивацию отклика на приглашение познакомиться с новом,
необычным религиозным учением. Здесь интеллектуальная жажда познания истины,
интеллектуальная основа мотивации, без участия чувственной сферы психики.
У человека с хорошо развитым критическим мышлением при достаточном знакомстве
с сутью проповедуемого в секте учения, как правило, возникает неудовлетворенность
отмеченной жажды познания. Интеллектуальное разочарование в неорелигиозном
учении побуждает к разрыву с сектой, что при отсутствии эмоциональной связки
с ней позволяет без особых усилий ее покинуть. Противоположная группа характеризуется
социально-психологической инфантилизацией, отсутствием личностной защищенности
при наличии фрустрации, при психологическом стрессе, переживании неудачи в
повседневной жизни. Этим людям нужен катарсис — очищение от психотравмирующего
комплекса , «отреагирования» аффекта, ранее вытесненного в подсознание и являющегося
причиной невротического конфликта. В противоположность первой группе у лиц
последней мотивация заключается не в жажде познания, а в жажде признания,
в получении сочувствия и эмоциональной поддержки со стороны других в своей
проблемной ситуации. Иными словами, здесь в основе чувственная мотивация.
Возможности удовлетворения последней всегда находится в арсенале каждой секты.
Чувственная потребность снижает интеллектуальный контроль, ведет к несопротивляемости
культивируемым в секте приемам развития феномена зависимости от ее авторитетов.
Для таких личностей уход из секты — это уход в одиночество, возврат к прежним
психотравмирующим проблемам. Все это обусловливает подсознательное чувство
беззащитности своей жизни вне секты, активное нежелание принимать какие-либо
доводы ее покинуть. Все большая потеря своего «Я», подчинение своей воли воле
«учителя» делают этих лиц по существу интактными к попыткам их ресоциализации.
Именно у них развивается то состояние, которое по МКБ-10 обозначено как зависимое
расстройство личности (F60.7). Что касается лиц, уже имевших психопатологические
проявления к моменту вступления в секту, то перспектива развития упомянутого
расстройства зависимой личности наибольшая при невротических состояниях, при
«псевдоневрастенической» симптоматике органического генеза и у психастенических
личностей. В случаях активного течения шизофренического процесса ухудшение
наступает в первую очередь в связи с отказом от какого-либо лечения и от общей
стрессовой ситуации при психологической обработке в секте. В то же время психотики
долгое время в сектах не задерживаются. В противоположность этому больные
с картиной роботоподобной активности довольно прочно оседают в сектах, их
последующая социальная реадаптация крайне трудна. Отдельно следует упомянуть
развитие острых психотических состояний, связанных с пребыванием секте. На
фоне сверхценных идей «религиозного» содержания в сочетании с ограничением
питания, депривации сна, регулярным выполнением специфических физических упражнений
в одних случаях развивалось острое психотическое состояние с аффектом экстаза,
многоречивостью, периодами психомоторного возбуждения, в других случаях возникало
чувство путанности мыслей с аффектом оппозиционной напряженности к «иноверцам»,
что на высоте психомоторного возбуждения приводило к гетеро- и аутоагрессии.
В некоторых таких случаях возникали серьезные дифференциально-диагностические
сложности в отграничении от острой шизофрении. Однако явная связь со сформировавшимися
сверхценными «религиозными» идеями и быстрый выход на уровень полного выздоровления
позволяли говорить о своеобразном индуцированном психозе. В заключение хотелось
бы отметить одну аналогию, которая невольно приходила на ум во время исследования
деятельности тоталитарных сект. Речь идет об определенном сходстве с наркомафией.
Обе они первоначально завлекают в свое лоно бескорыстно и под благовидным
предлогом дать искомое облегчение, разрешение всех личностных проблем; добиваются
развития синдрома зависимости; в последующем меркантильно эксплуатируют развившуюся
зависимость; скрывают правду отдаленных последствий (как дебютанты-наркоманы
не ожидают преждевременной смерти в муках абстинентной «ломки», так и вряд
ли кто из неофитов знал, вступая в секту, что он станет, например, роботом
на заводах Муна или будет распылять ядовитые газы в метрополитене или же станет
«зависимой личностью», бросит свою семью, распродаст имущество отнюдь не для
духовных целей «духовных» авторитетов). И тоталитарные секты и наркомафия
имеют достаточно средств для ангажирования необходимых специалистов с целью
найти обоснования «безобидности» и «законности» своей деятельности. Обе они,
имея внутреннюю конкуренцию, тут же объединяется для корпоративной защиты,
считая например, что закрытие одной секты, может повлечь закрытие другой.
Сказанное дает основание ввести в оборот новые слова: «сектоман», «сектомафия»
и «сектозащитники». В плане глобальных социальных проблем трудно сказать,
что для человечества опаснее — наркомафия или сектомафия. Однако пока ясно,
что наркомания встречает отпор на государственном уровне, а не менее вредоносная
сектомания пока не получает должного отпора. Таким образом, представлены основные
признаки и последствия такой опасной и противозаконной деятельности, как насилие
и мошенничество в самой сложной и тонкой сфере общественной и индивидуальной
жизни — в психике, в душевном и духовном состоянии человека. Эта преступная
деятельность, получившая в психологической науке и практике ряда зарубежных
стран название «контроль сознания», и субъекты этой деятельности, обозначаемые
как «деструктивные культы», уже достаточно изучены и проанализированы, чтобы
с высокой точностью определять наличие или отсутствие в практике тех или иных
лиц и организаций признаков скрытого психологического насилия и мошенничества.
Регулярное и широкое применение перечисленных выше средств психологического
насилия (существенной их части, а тем более большинства из них) руководителями
и приверженцами каких-либо организаций может служить несомненным доказательством
разрушительного воздействия на психику и жизнь людей, попадающих в сферу влияния
таких организаций, и основанием для действий государственных органов по защите
своих граждан и всего общества от этой преступной деятельности.